***
Придет апрель, когда придет апрель,
давай наденем старые штаны,
похожие на днища кораблей,
на вывески диковинной страны.
О, милый, милый, рыжий и святой,
приди ко мне в двенадцатом часу.
Какая полночь! Боже, как светло!
Нарежем на дорогу колбасу,
положим полотенца –и конец.
Какое нынче утро нас свело!
Орган до неба. Рыжий органист,
Играй мне в путь, пока не рассвело.
Так рано, до трамваев и авто
мы покидаем вялый городок.
Та жизнь уже закончена, зато
нас каменный ласкает холодок.
Какое путешествие грозит,
за черной речкой бледные поля.
Там тень моя бессонная сквозит.
Верни ее –она жена твоя.
Садись-ка, рыжий малый, в свой челнок,
за черной речкой-тьма и черный свет,
за черной речкой там черным-черно,
что одному пути обратно нет.
Я буду ждать вас, сколько надо ждать,
пока весло не стукнет по воде,
я буду слезы жалкие глотать
и привыкать к послушной глухоте!
Но ты вернешься, рыжий, словно пес,
небесный пес, карающий гремя.
«Я нес ее, -ты скажешь, -слышишь, нес.
но нет ее, и не вини меня».
Тогда пойдем вдоль этих тяжких вод
туда, где по рассказам свел Господь
людей-енотов, ящеро-народ
и племя, пожирающее плоть.
ИСТИННЫЙ ПУТЬ ВОКРУГ СВЕТА
Отправиться узенькой речкой, притоком огромной реки.
Там сладкого дыма колечки, буфеты, каюты, звонки.
Сидеть в парусиновом кресле, разглядывая берега,
и мачты спасательный крестик на фоне небес теребя.
А тент мой то скрипнет, то вскрикнет, сирена завоет слегка,
о,я, уплывающий скрытно, зачем моя жизнь не сладка?
Зачем не мужицкая драка, зачем не фамильный запой,
не лета цветущая арка, построенная зимой?
Я рупор возьму капитанский, а губы сердечком сложу,
вдыхая металл скипидарный, я всё на прощанье скажу.
-Прощай, мой приятель, ты ешь или спишь,
но утром такая туманная тишь,
что ты, вероятно, услышишь.
Прощай,мой приятель, я рад повторять
всё то, что случилось, дотошно, подряд.
Когда я отчалю, поедешь и ты
от черной печали до твердой судьбы,
от шума вначале до ясной трубы.
И вот наступает сиянье обеих пленительных рек,
сиянье, сиянье,сиянье, отныне и присно навек!
Река меня катит вторая, и рыбы глядят изнутри,
и,плавно хвостом ударяя, они повторяют: -Смотри,
тут воды, как духи, бесплотны, а мы и не рыбы совсем,
а твой пароходик нескладный в реке, точно в тверди, засел.
-Прощай же домашнее диво, мой идол прощай меховой,
спасибо, ты слышишь, спасибо, что я не любил никого,
что, если я стану терзаться, не вынесу если стыда,
одна ты воздушным трезубцем погубишь меня навсегда.
И вот я сбегаю по трапу, сажусь в голубое авто,
и всё, что имею, я трачу и плачу в крахмальный платок,
стеклянные улицы эти, коричневый старый кирпич,
как слезы в сургучном пакете, песок под ногами хрустит.
под куполом вьется Спаситель в сандалях и робе своей,
Спаситель, который насытил своих сокрушенных детей.
-Спасибо, Спаситель, спасибо, ты честное слово сдержал.
Тут очень, Спаситель, красиво, и купол,и фрески, и зал.
Когда тебе будет угодно, зови, я прикрою дела,
с тобою, ты знаешь, охотно, как надо, в чем мать родила.
Однако теперь, понимаешь? Всё это устроил ты сам!
Зачем Ты часы вынимаешь и жутко стучишь по часам?
Пора мне, должно быть. И снова в авто голубом на бегу
как первое ясное слово я это лицо берегу.
Пади же, железная штора!Я вижу на мягкой стене,
как скоро, предательски скоро, лицо переходит ко мне,
в стекло поглядится и словно помадой подводит губу.
Как самое темное слово я это лицо берегу.
А ночь наступает внезапно, и в мутной ее духоте
вплывают и жалость и жадность, две рыбины в пресной воде.
-Глядите отважные рыбы, -аквариум, спальня, дворец!
Всё в жизни сбывается, ибо всегда наступает конец.
И та, что к подушкам приткнулась, зарылась в любовь с головой,
не знает, что вновь окунулась в теченье реки круговой.
НА СМЕРТЬ ИОСИФА БРОДСКОГО
Небольшая толкучка на Бликер-стрит в Гринвич-Вилледж,
потихоньку здороваются, протягивается сигарета.
Боже мой, чего тут по случаю не увидишь –
лимузин премьера, суперстар балета!
***
Возвращаются, закусывая в промежутке,
и какой-то довод, незнамо зачем приводят.
Но вот тот, кого жду я уж третьи сутки,
не приходит, о боже мой, не приходит
P.S. все три стихотворения посвящены Иосифу Бродскому
